Лучше психологов бывают только психиатры. Вот прав был один врач, заявив во всеуслышание, что современный психолог должен иметь медицинское образование, в частности - в области психиатрии. У меня в друзьях два практикующих, снискавших своими прежними трудами доверие (!) профессиональных психолога, оба не-медики, верующие, кстати. Одна поле бурной осенней практики скатилась, пардон, в сексуальную озабоченность и пишет всякую непристойную муть, другой зачванился: вовсю радуется тяжёлой болезни одного сектанта, материт и унижает другого...
Такие не только не поставят на ноги, такие ещё больше навредят...

Автор SvetaLana12


Был ли смысл в Юлькиных стихах и рассказах о любви к Нему, если он даже не догадывался о ней. Собственно, она в школу-то ходила из-за него, чтобы дождаться звонка на перемену и увидеть его хоть одним глазком.
Самым грустным был день, когда ей совсем это не удавалось. После школы, с комом в горле, бежала домой - и складывала стихи строчка в строчку, от которых текли сладкие слёзы Любви. К ним прибавлялись слёзы жалости к себе, так как Юлька даже подруге не могла сказать о Нём. Засмеёт.

Бывший директор ЕБРР от России Елена Котова два года находится под следствием британской и российской полиции. Ее обвиняют в участии в коррупционном скандале, свою вину она оспаривает. Год назад казалось, что следствие затихает, в августе ей разморозили счета. Но спустя полгода начался новый виток расследования – при отсутствии каких-либо новых вводных. Суд, о котором она узнала за час до его начала, отправил ее на принудительную судебно-психиатрическую экспертизу в больницу им. Алексеева на 28 дней. Сейчас Котова находится там, ведет по нашей просьбе дневник.

***

Приятно ощущать себя частью элиты. Палата номер шесть в девятом отделении острой психиатрии больницы Кащенко – лучшая. Семь девочек-наркоманок, две с клинической депрессией, и еще две дамы, как и я, попавшие в эту юдоль скорби на стационарную судебную экспертизу. Люди адекватные. В других – залеченные овощи: беззубая девчонка-даун лет восемнадцати, пускающие слюни женщины неопределенного возраста, худая как жердь молодая женщина с иссиня-серым исступленным лицом, целый день курящая в туалете, докуривая каждую до фильтра, точнее, ровно до той его части, после которой сигарета тухнет сама собой…
В палате 12 человек. В отделении, рассчитанном на 60, находится 74. Шестеро спят на банкетках в коридоре.
25–26 марта

До Огромная сцена обнажена, на задней стене видны батареи, трубы и широкие раздвижные ворота, ещё выше – деревянные галереи. Сценический дым затапливает и её, и весь зал, подвижные софиты, поднимаясь и опускаясь, разрезают туман, из которого будут выныривать персонажи, лучами света и, вращаясь, напоминают прожектора тюремных двориков. Спектакль ещё не начался, а по ней уже бродит туда-сюда человек в нелепой одежде и фальшивит на тубе известные классические мелодии. Это голое туманное пространство – и есть «Палата №6» и она же без кавычек. Туда нас приглашает обаятельная старушка, с невероятной естественностью изображающая девочку и с выражением декламирующая текст от автора; она – не только рассказчик, но и заменяет санитара Никиту, а потом с балкона сообщает Рагину, что он болен. Пациенты, коротающие свой век во флигеле, – некие собирательные образы, разговаривающие легко узнаваемыми монологами и репликами чеховских персонажей. Зрелая женщина в безвкусно подобранном костюме из розовой кофты на серебряный топ сочетает в себе Раневскую и Аркадину, она говорит, что её сын утонул, тогда как он застрелился, и просит пощадить её и не делать больше пиф-паф. Девушка в фате, голубом платье и резиновых сапогах признаётся в любви несуществующему кавалеру словами Сони. Седовласый интеллигент во фраке то мечтает о шведской «Полярной звезде», то, как Фирс, поминает «несчастье» - волю. Небритый мужчина в шортах зачитывает страшные абзацы о казни из «Острова Сахалин» и с авансцены кидает в зал сентенции Пети Трофимова о пути человечества, а остальные медленно подходят к нему, выглядывая за рядами кресел светлое будущее. И сам Рагин, пассивно прогуливающийся мимо сумасшедших, рассуждая, зачем спасать людей от смерти и облегчать их страдания, от лица Чебутыкина рассказывает, как умерла женщина, которую он лечил. Даже старушка-Никита отпускает шуточку Солёного, а «игра в буквы» состоит в том, что Рагин называет букву, а пациенты хором называют начинающуюся с неё цитату из Чехова, иллюстрируя её стремительными пластическими зарисовками. Но со временем роль лидера перетягивает на себя Громов – наиболее адекватный человек в коричневом костюме, стремящийся вырваться из заточения и понимающий всю безысходность своего положения, напряжённый и энергичный. Этот русский МакМерфи заражает собратьев по повреждённому разуму вдохновенными речами Вершинина о грядущем счастье, и Рагин не может не обратить на него внимания, всё больше и больше времени проводя в палате №6 за философскими беседами, которые Димитр Гочев привёл в спектакле полностью. Финал нам известен: незаметно для самого себя Рагин сам не то тронулся умом, не то наконец-то прозрел некую правду бытия. История закольцовывается – ему задают тот же вопрос, какой он задавал Громову, на который он не знает правильного ответа: какой сейчас месяц? Докторские очки падают мимо кармана, одну за другой он расстёгивает пуговицы белого халата, превращаясь в простого скромного «хроника» с голым торсом и спущенных брюках. Испуганно поскуливая, он твердит о вишнёвом саде, о белом кресте на чёрной ленте, а Громов уже занимает его место, вместо него проводит зарядку, в обязательные упражнения которой входит смех. Коллаж по чеховским произведениям – сам по себе не новость для современного театра; то, что Чехов сам был врачом и его герои – его пациенты, за чьими душевными болезнями он наблюдает, тоже угадать несложно. Но за атмосферным двухчасовым творением Гочева, иногда забавным, иногда пугающим, иногда удивляющим или радующим моментами узнавания, следить приятно – и это главный плюс в отсутствие привычных психологизма, драматизма и актёрских перевоплощений.
После